Михаелья Ханеке называют одним из последних режиссёров-философов нашего времени. В своих картинах он использует нарочито реалистичный киноязык, с помощью которого показывает нелицеприятную изнанку европейского буржуазного общества с его пошлым и бессмысленным потреблением, отчуждённостью и бытовой жестокостью. Ханеке выбивает из-под ног привычные, незыблемые опоры, вырывает зрителя из привычной зоны комфорта. Изучения насилия, как физического, так и латентного, на эмоциональном плане, лейтмотивом проходит через все его работы, и вопросы, которые он ставит перед обществом, заставляют с холодным ужасом взглянуть на повседневное и размеренное течение жизни «сытого» европейского человека.
Фильм — свидание. Можно сказать больше — я подталкиваю вас к встрече с самой собой.
Почему-то все хотят конкретных ответов. Но если кино дает, строго говоря, четкий ответ на вопросы, оно лжет. Я предпочитаю ставить вопросы — не отвечать
Необязательно быть плохим человеком, чтобы чувствовать вину: это часть нашей повседневной жизни.
Мне нравится многообразие книг, потому что в сознании каждого читателя каждая книга отличается. То же самое с кино: если в кинотеатре 300 зрителей, каждый из них смотрит другой, только свой, фильм. Поэтому существуют тысячи различных версий «Скрытого». Суть в том, что, несмотря на новости, демонстрируемые нам телевидением, единой правды не существует, бывает только личная правда.
Кинофильм – это двадцать четыре неправды в секунду.
Насилие в современном обществе становится все более безличным, не таким романтизированным, каким его хотят представить некоторые авторы, например Тарантино. Таким же, как эффект ТВ или видео, как трансляции в живом эфире казней, убийств, разгона демонстраций и прочего. Это всего лишь констатация свершившегося факта. Другое дело, что эта констатация порой провоцирует насилие. Между ними существует взаимосвязь, я убежден в этом.
Есть проблема и опасность в том, что юмор делает насилие потребляемым. Юмор такого рода возможен, он даже полезен, но только до тех пор, пока зритель в состоянии понять над чем он смеётся.
Меня обвиняли в том, что своими фильмами я насилую аудиторию, и я без возражений это допускаю – все фильмы нападают на зрителя с одной или другой стороны. Отличие моих фильмов в том, что я стараюсь изнасиловать зрителя до состояния независимости.
Я пытаюсь вернуть насилию то, чем оно по сути является: боль, причинение вреда другому.
Видео Бенни (1992)
Европейцы бывают терпимыми только до определенного уровня. Когда не задеваешь какие-то важные для них, табуированные вещи.
Вообще жанровое кино — лживо. Я отношусь к чисто жанровому кино иронически. Фильмов уже столько снято, что изобрести совершенно новое трудно, начинаются повторы, пересъемка одних сюжетов с разными актерами. Не интереснее ли процесс осмысления действительности или прошлого? Не увлекательнее ли попытаться нащупать собственный киноязык?
Массмедиа не только тоталитарны, это искушающая, соблазняющая сила. В их привлекательности, навязчивости таится опасность. В местах, где много экранов, находиться неприятно.
Мне кажется банальным сейчас вспоминать о чувстве ответственности кинематографистов. Эти «забавные игры» в кино небезобидны. Дело в том, что подобные произведения обладают силой притягательности, заразительности. Я мог бы снимать подобное захватывающее кино.
Я могу вселить надежду лишь в того, в ком она зреет.
Если мы поднимаем принцип или мораль — будь он политический или религиозный — до статуса абсолюта, он становится бесчеловечным и приводит к террору.
Вы не можете сделать антифашистское заявление фашистскими методами.
Я часто улыбаюсь, чтобы снять напряжение.
Белая лента (2009)
Скрытое (2005)
Текст создан на основе интервью.
Комментарии
Подписаться