Коллективное действие: молодые российские художники об Андрее Монастырском

Андрей Монастырский — одна из ключевых фигур московского концептуализма, идеолог и создатель художественной группы «Коллективные действия». Группа появилась в 1976 году и существует до настоящего времени, а в ее работе в качестве участников или зрителей участвовало множество известных московских художников, поэтов, литераторов, критиков и музыкантов 70-х и 80-х годов. Группа организовала 125 акций-перформансов и собрала 10 томов книг-документаций «Поездки за город», по  которым в некотором смысле можно изучать историю развития российского современного искусства. В 2011 году Андрей Монастырский будет представлять Россию на Венецианской биеннале.

Перед открытием ретроспективы Монастырского Look At Me собрал восемь молодых российских художников и задал им три вопроса.

Участники дискуссии

Первые впечатления о Монастырском

Сумнина: Мое первое впечатление, вероятнее всего, было: «Папа!». Одно из первых воспоминаний — осенний поход в парк «Лосиный остров». Мне, наверное, лет шесть. Мы с А.М. нашли длиннющую, многометровую, ленту из зеленой фольги. Мы шли по тропинкам, и я тащила ее за собой: это было первое приключение-испытание-исследование, с осознанием какой-то особой таинственной важности этого действия, при отсутствии обозначенной конкретной цели. Важность была в самом процессе, и нельзя было устать и бросить, прервать, пока не прервется сама лента, прочностью и длиной которой и было отмеряно само действие, задача была ему следовать, насколько оно позволит долго. Можно считать, что таким образом я узнала и что такое «КД».

Огурцов: Я начинал как поэт и впервые узнал об Андрее Монастырском-литераторе. Стихи показались мне весьма сильными, но не слишком заинтересовали на фоне более поздних авторов, которые, в отличие от А.М. со товарищи развивали идеи американских концептуалистов (language school и т.п.). Думаю, «КД» возникли как естественное
продолжение поэтической практики А.М. Мне как поэту и художнику с гуманитарным прошлым все это было понятно, однако восторга не вызывало, так как советский концептуализм как таковой работал по преимуществу с содержанием речи, не уделяя внимания языковым структурам, а значит — форме.

Кузькин: Мне кажется, что есть люди-символы, люди-мифы. Что их сделало такими, сейчас не имеет никакого значения, сколько в этом истинности, сколько спекуляции, абсолютно не важно. Видимо, вначале нужно что-то, что есть внутри подобных людей, вектор, направление движения. Эти мифо-символы, естественно, имеют очень малое отношение к конкретным мешкам с костями, вокруг которых они сформировались. Эти люди дают толчок для нашего сознания, и оно, сознание, аккумулирует нечто на них. Это уже аура, колебания воздуха вокруг.

Гуткина: Альтернатива как исторически обусловленное действие, возможность коммуникации в никуда, вызов своему времени, свобода от целей и реакций.

^{«Лозунг-1977» (26 января 1977 года). В подмосковном лесу между деревьями было повешено красное полотно (10 м. х 1 м.) с надписью белыми буквами: «Я НИ НА ЧТО НЕ ЖАЛУЮСЬ И МНЕ ВСЕ НРАВИТСЯ, НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО Я ЗДЕСЬ НИКОГДА НЕ БЫЛ И НЕ ЗНАЮ НИЧЕГО ОБ ЭТИХ МЕСТАХ» (Цитата из книги А. Монастырского «Ничего не происходит»).}

Как новое искусство соотносится с идеями А.М. и «Коллективные действия»?

Гуткина: Мои сверстники по-прежнему не знают зрителя и думают о нем в последнюю очередь. Еще работы существуют только здесь и сейчас, у них нет будущего; к примеру, инсталляция после выставки выбрасывается на помойку. Если «КД» оказались в ситуации, где искусством стала свобода от всяких правил и пустота, то мое поколение делает искусство в этой пустоте, нарушая ее созданием смыслов, как бы орошая ее. Стратегию А.М. сложно представить сейчас в действии, потому что мышление слишком фрагментировано, даже на граффити смотрят привычным взглядом.

Жиляев: Для меня, безусловно, до определенного периода, творчество Монастырского - один из центральных источников вдохновения. Причем речь не идет об ученичестве или же наследовании эстетике московского концептуализма. Наоборот, мне кажется, что почти нет формальных и концептуальных пересечений. Но что-то глубинное, ускользающее от четкого определения заставляет меня держать в голове их опыт. Ну и, наверное, общим для многих молодых остается рефлексивное отношение к искусству, механизмам его существования в современном мире, интерес к его фундаментальным основаниям, аскетизм в противовес аттракциону, минимализм. И, чего пока не так уже много, но уверен будет - деконструкция языка официальной власти.

Сумнина: Кажется, что искусство сверстников сейчас разделено на две части: одни занимаются модным политическим искусством, другие — экзистенциальными практиками под более или менее явным влиянием «КД» и вообще Московской концептуальной школы. Но и те, и другие все равно выросли из МКШ. Местная культура устроена центростремительно, растет она из одного гнезда: если ты что и делаешь вопреки, то все равно вопреки не чему-нибудь, а этому самому гнезду.

Йоффе: Сегодня действия «КД» обросли невероятным слоем мифов и интерпретаций, под впечатлением от которых молодые художники начинают сколачивать полки и заржавливать железо. Иные даже оголяют зад, но вместо магического действа получают салон. Фокус не выходит: видишь одни увертюры, а опера все не начитается или уже закончилась. Состояние перманентного антракта, пирожные с кремом и дешевое вино. Совершенно другое время, иной контекст: нет той довлеющей идеологии, оппозиция которой сплачивала в свое время участников «КД», и в рамках которой поездка в зимний лес и разговор с лампой становились магической внутренней эмиграцией.

Огурцов: Пусть это прозвучит парадоксально, однако новое искусство развивается совершенно без оглядки на «КД». Реинкарнация концептуальных практик — общий мировой тренд, и связи с местным псевдоконцептуализмом практически никакой. Многие из нас находились под влиянием «КД», а точнее, мифа о «КД». Возможно, потому что жили в мифологическом времени провинции (даже в столицах часто будучи отброшены на периферию) и собственных арт-фантазий. Однако, в нынешнем творчестве моем и моих коллег едва ли можно обнаружить эти симпатии (или родовые травмы). Я бы сказал, что новое искусство вообще мало соотносится с советским романтическим «измом», находясь в диалоге скорее с американской концептуальной традицией.

Теселкин: Не хочу показаться излишне желчным, но, на мой взгляд, искусство «нового поколения российских художников» пока ещё не умеет соотноситься с идеями вообще. Пока я вижу только процесс создания объектов искусства и процесс оправдания создания объектов искусства. Одним из самых распространенных способов оправдания является привязка к истории, поэтому А.М. и «КД» наверняка часто встречаются в текстах молодых художников.

^{1. Андрей Монастырский, «Палец» (1978). На стене прикреплена черная коробка с круглым отверстием в верхней части и без дна, в нижней части находится надпись: «Палец, или указание на самого себя как на предмет внешний по отношению к самому себе». Зритель просовывает руку в коробку снизу и через круглое отверстие направляет свой указательный палец на самого себя}

^{2. Андрей Монастырский, «Ветка» (1995). Акционный «музыкальный» объект (инструмент) одноразового использования для получения звука разматывающегося скотча. Текст справа от доски с веткой: «КАКОЙ БЫ ОТРЫВОК ИЗ СТАТЕЙ ШТОКГАУЗЕНА О ВЕБЕРНЕ Я БЫ ЗДЕСЬ НИ ИСПОЛЬЗОВАЛ, ВСЕ РАВНО ЭТО БЫЛА БЫ, КАК ГОВОРИТСЯ, «НЕ ТА МУЗЫКА», «НЕ СОВСЕМ ТО», И Т. Д.» Объект задуман таким образом, что этот звук присутствует только как возможность — если размотать скотч с помощью ветки, то объект будет разрушен.}

Каким стало бы российское искусство без А.М. и «Коллективные действия»?

Жиляев: Его бы не было.

Ауэрбах: Сложно сказать, каким бы оно стало. Вряд ли лучше, чем есть.

Кузькин: История, как вы знаете, не терпит сослагательного наклонения. Было бы другим. Более тупым, что ли. У него есть поэзия, в самом широком смысле. А поэзия — это то, чего всегда мало и недостает. И поэзия такого порядка, когда стихов уже нет, а поэзия есть. Благодаря ему есть ощущение сквозняка. Если бы этого сквозняка не было, было бы очень тухло. Кабаков тоже пытался создать это ощущение сквозняка в своих лучших работах, но на уровне пластического высказывания, Монастырский же на уровне своей личной истории и своей жизни.

Огурцов: Если поспекулировать, заменив А.М. и «КД» на «московский романтический изм», можно сделать два неверифицируемых предположения: 1) российское искусство быстрее бы открыло аутентичные концептуальные практики, ориентированные на исследование формальных структур, 2) при этом оно быстрее избавилось бы от традиционного литературцентризма, интенсивнее работая с пластическим материалом.

Сумнина: Плоским.

^{«Коллективные действия», «Инсталляция Ауэрбах» (3-4 октября 2010). Саша Ауэрбах: «Это 125-я акция «КД», пока что последняя. Для этой акции мне предложно было оставить в лесу, у дерева «КД», какие-то объекты, которые потом, в мое отсутствие, были осмыслены и дополнены участниками «КД». Это был удивительный опыт столкновения с коллективным бессознательным, когда оставленные мною шесть кусков золоченой рамы, по числу участников «Коллективных действий», обрамили принесенные ими на следующий день шесть портретов «КД».}

^{«Коллективные действия», «Время действия» (15 октября 1978 г.). Зрителей привели на край поля, где лежала веревка, которую надо было тянуть. Второй конец веревки длиной 7 км находился через поле, в лесу. Участники вытягивали ее полтора часа — вытянули, но на конце ничего не было.}

Подробнее об Андрее Монастырском и «Коллективных действиях»:

Событие на Look At Me