Прямая речь: Фотограф и блогер Илья Варламов
Автор громких репортажей с московских митингов и демонстраций поговорил с Look At Me о хулиганах, Селигере и свободе журналиста
Илья Варламов — фотограф и известный блогер. У ЖЖ, который он ведет под ником Zyalt, — около 37 000 подписчиков. Илья регулярно публикует фотоотчеты и рассказы о событиях, которым стал свидетелем: широкая известность пришла к нему после событий на Манежной площади 11 декабря 2010 года, когда его фотографии со скандального уличного собрания футбольных болельщиков стали самым выразительным описанием случившегося. Еще Илья много снимает с высоты, готовит к публикации книгу о Москве и является основателем проекта «Страна без глупостей», где люди с гражданской позицией борются против произвола.
Первый вопрос — про книжку: зачем вы ее делаете, что вы с ней хотите придумать, кому она здесь вообще нужна?
Я сам не понимаю, зачем мы это делаем. Сейчас, наверное, надо какие-то правильные слова сказать. Так получилось, что в магазинах, на мой субъективный взгляд, сейчас в принципе нельзя купить нормальный альбом с фотографиями о Москве. И если нужно что-нибудь подарить друзьям, особенно если куда-нибудь едешь, то выбрать особо и нечего.
Вот я много путешествую, и выбор подарков из России крайне скуден: матрешки, ложки есть, по-моему, в любой точке земли, и местных этим уже не удивишь. А хочется привезти какой-нибудь альбом, какие есть по Лондону, Нью-Йорку, чтобы можно было показать свой город, когда ты едешь на другой конец света. Просто показать, откуда ты. Найти альбом, где фотографии не 20-летней давности, сложно: многие альбомы до сих пор основаны на каких-то советских снимках. Видать, права выкуплены, вот они их и переиздают, переиздают, переиздают. А хороших альбомов по современной Москве практически нет.
Вы будете делать историю о московской архитектуре или хотите впихнуть туда и то, что происходит у нас в городе?
Впихнуть все сразу? Нет, мы собираемся делать больше открыточные виды, то есть такой набор открыток в книжке. Материал собираем уже не первый год, у нас его очень много. Специально ничего не снимаем. Мы с Дмитрием Чистопрудовым (фотограф, соавтор проекта книги о Москве — прим.ред.) раньше очень много ходили, в том числе по крышам, по очень высоким точкам, снимали. Старались выбрать погоду — закаты там, рассветы. Года два-три это активно происходило, и на сегодняшний день у нас в архиве накопилось довольно много, на наш взгляд, качественного материала, которым можем поделиться.
Очень много проводов. Очень много рекламы. Очень много арендаторов
Я постоянно слышу жалобы от людей по поводу того, что Москву очень трудно снимать. С одной стороны, она вся завешана рекламой, с другой стороны, есть ограничения — «тут не стой», «там не снимай».
Эти ограничения в основном мешают репортажным историям, когда тебе нужно что-то снять и тебе оперативно мешают. Для художественных фотографий ты или заранее всё согласуешь, или, если тебе кто-то сказал «нельзя», всегда есть время решить вопрос, по крайней мере в моей практике. А когда ты хочешь снять какой-то там рассвет или закат, а к тебе подходят и говорят: «Здесь не стой» — такого у меня не было.
А чисто визуально? Есть, например, Париж — город со своей эстетикой и лицом. Чаще всего это сплошная красота, уже готовые виды, набережные, элегантные в большинстве своем люди.
Москве очень сильно мешают провода и реклама. Провода, наверное, даже сильнее всего, потому что на каждую рекламную перетяжку, если ты обратишь внимание, ставится 4 столба, как на Садовом кольце. От каждого столба идет по два провода, то есть только на одну рекламную перетяжку приходится 8 проводов. Это паутина из кучи проводов — рекламных, троллейбусных, электрических, — под землю ничего не убирается. Очень много проводов. Очень много рекламы. Очень много арендаторов.
Достаточно пройти по Тверской и посмотреть: арендатор, если он снял на первом этаже помещение под магазин, может весь фасад под себя перестроить. Когда ты идешь по какой-нибудь центральной улице, ты не понимаешь, где находишься. Потому что все первые этажи наши законы позволяют уродовать и под себя перестраивать. Кто-то крыльцо достроит, кто-то лесенку. Поэтому приходится забираться на какие-то высокие точки, чтобы от этого хаоса и мусора, который внизу творится, уйти подальше.
А вообще жить в Москве тебе скорее нравится? Ты сам из Москвы?
Да. Я вырос в Тушино. В детстве я, кроме спальных районов, особо ничего не видел. Одно дело — детство, когда у тебя, может быть, формируется любовь к городу, какое-то ощущение от него. Грубо говоря, в центр я начал ходить в 18 лет, когда поступил в МАРХИ на Рождественке. А до этого я даже не знал, где что находится, откуда куда пройти. То есть элементарно без карты метро мне было очень тяжело. Сейчас я не могу сказать, что Москву ни на что не променяю, я одинаково комфортно себя чувствую в большинстве европейских городов и одинаково некомфортно почти во всех российских.
Интересно ли тебе снимать в путешествиях?
Ну смотря что снимать. Я не гуляю по Москве с мыслью: «О, домик! Сейчас я его сниму». В Москве это в основном репортажи, какие-то акции, митинги. За границей я не снимаю никаких акций и мне не с чем сравнивать.
Например, в Берлин я ездил, чтобы целенаправленно попасть на первомайскую демонстрацию, где десятки тысяч людей, тут — антифашисты, там — полиция. Но в основном, когда ты путешествуешь из-за нехватки времени, у тебя немножко другие приоритеты. Хочется посмотреть страну, понять, как и чем здесь живут люди, и уже потом намечать какую-то активность.
Из того, что я видел, наша полиция самая гуманная, обходительная и вежливая
Расскажи про Берлин. Их демонстрации чем-то отличаются от наших?
Всё примерно одинаково выглядит: полиция, демонстранты. Понятно, что свои отличия есть. Может быть, их полиция более жестокая, чем наша, более грубая. Но просто так тебе ничего не поломают. У нас полиция самая добрая. У нас ни разу не применяли водомёты. Посмотри видео, как в Греции разгоняют демонстрантов. У нас ни разу не применяли слезоточивый газ или резиновые пули, да и дубинки применяли только во время футбольных матчей, если совсем хулиганы.
Или вот на Манежке. Первый раз видел там дубинки. Любое задержание у нас происходит настолько нежно и аккуратно, что прямо глаз радуется. Из того, что я видел, наша полиция самая гуманная, обходительная и вежливая.
Все стоят на солнце целый день и снимают, потому что ждут, что самолет упадёт
Расскажи про акции: как ты начал их снимать?
Какие именно акции? В Москве много акций. Празднование кришнаитского Нового года или Триумфальная площадь? Такие акции, как Манежка, непредсказуемы и немножко неожиданны, то есть все пришли и не ожидали, что это будет суперакция и надо её снять. Многие думали: «О, фигня какая-то», — и снимать не пошли.
Я знал, что там планируют собраться люди, но сколько их там будет, не знал никто. Никто не знал, во что это перерастёт. Просто приехали, и случились беспорядки. Триумфальная — тоже такая добрая традиция. Я не пропустил ни одной Триумфальной, и там во многом скорее встреча с друзьями и коллегами, потому что туда приходят все. Раз в месяц-два по 31-м числам мы там гарантированно со всеми встречаемся.
Почему это нужно снимать?
Это не нужно снимать. Просто мне нравится.
Вот возьмем авиасалон МАКС. Фотографы, которые это снимают, ходят туда каждый день и снимают эти самолеты из года в год. Происходит одно и то же: «Витязи», «Стрижи» — все эти программы отработаны от и до. Десятки часов отснятого материала. Спрашивается, на фига телеканалу держать там сотрудника, когда можно снять один день, а всё остальное уже снято?
Люди туда ходят снимать, потому что что-то может упасть, как это ни прискорбно звучит. Все стоят на солнце целый день и снимают, потому что ждут, что самолет упадёт. Если произойдёт событие, оно должно быть у тебя: это правило профессиональной журналистики. Мне упавший самолет не нужен, я туда не хожу. То же самое про Триумфальную площадь. Вроде бы уже сто раз всё отснято, те же самые рожи туда ходят, те же самые милиционеры — принципиально ничего не меняется. Но кто-то может, не знаю, там взорвать что-нибудь или кому-то руку сломают, или кого-то там убьют, или кого-то там посадят после этого. Когда утонула «Булгария», у человека была фотография, что «Булгария» утонула. И человек, по-моему, очень хорошо её продал.
Что ты такого видишь в митингах и уличных акциях?
Если мы говорим про митинги, то это единственное, что происходит в Москве. Самое непредсказуемое. Любой разгон политической акции вызывает бурное обсуждение. Всегда все делятся на два лагеря: одни говорят, что это неправильно, «уже достало, эти шизофреники туда ходят», другие возмущаются «вот это можно». Поэтому не снимать это нельзя.
Что тебя за последнее время реально взяло за живое?
Меня тяжело взять за живое. Когда ты не первый год занимаешься социальными проблемами, то становишься чуть более черствым, притупляются всякие такие чувства. Я на многие вещи смотрю так: вот произошел теракт, люди погибли, думаю — откуда лучше снять.
Есть такие фотографии, которые ты не будешь делать?
Никогда не буду публиковать трупы, похабщину. На мой взгляд, это не совсем этично: во-первых, по отношению к читателям, потому что это может реально навредить. Есть масса сайтов в интернете, где можно посмотреть на трупы крупно, с деталями. Человек, у которого есть необходимость видеть трупы, пойдет на этот сайт и посмотрит. Все-таки «Живой Журнал» — это слишком общественное место.
Бунтарь или хулиган живет в каждом человеке. Сегодня ты ходишь мимо витрины, а завтра ты можешь ее разбить, и тебе за это ничего не будет
То есть у тебя есть самоцензура?
Естественно. Когда ты набираешь определенную популярность и тебя читают, это можно рассмотреть как маленькое СМИ, там 100 тысяч посещений в день, это как газета или журнал. Соответственно, нужно думать, что то, что ты пишешь, может нанести вред людям. Вред психическому здоровью из-за показа теракта, всяких трупешников и еще чего-то такого. Я стараюсь этого не делать. Кроме того, я не буду ничего по поводу религии писать, потому что это может оскорбить чьи-то религиозные чувства.
Будет Рамадан, будут люди опять на Проспекте Мира толпиться у мечети. Это в любом случае попадет на очень многие сайты.
Я говорю про некую аналитику.
Например, у РПЦ тоже есть проблемы со свободой фотографии. С точки зрения закона, в храмах можно снимать везде и ты не должен ни у кого брать разрешение. Очень часто это объект культурного наследия, и люди других религий или не верующие хотят его посмотреть и сфотографировать. Но для того, чтобы снимать в храме, нужно получать благословение у батюшки. Для многих людей это проблема.
Несмотря на то, что я атеист, мне часто крайне неприятно то, как РПЦ себя ведет, как они захватывают территории, ставят свой заборчик, устанавливают свои правила, навязывают себя и так далее. Из уважения ко многим свои читателям я не буду заниматься «Свободой фотографии» в храмах, ходить там с фотоаппаратом: «О, давайте мы сейчас потроллим священников». Потому что есть некие правила приличия.
Я уважаю и все остальные религии. Поэтому поднимать темы, которые могут оскорбить чьи-то чувства, я не буду. Но если кто-то что-то будет делать, я могу это освещать с независимой позиции, просто показывая, что происходит.
Расскажи про «Свободу фотографии»? Что это проект и зачем он нужен?
Это проект запустился где-то год назад. Трудно сейчас сосчитать количество участников. Не было такого четкого «завтра запускаем». Это просто один из проектов «Страны без глупостей». У него есть задача — показать людям на примере каких-то определенных ошибок, как надо бороться. Если кажется, что вокруг тебя что-то происходит не так (что-то конкретное, а не то, что все козлы, какую страну просрали), — например, тебе не нравится, как твой двор убирают или что припарковаться негде, или еще что-то — с этим можно и нужно бороться. Основная наша цель — это мотивировать на какое-то действие других людей. Объяснить, как составлять письма в прокуратуру, что тебе должны ответить, какие законы, на что ты имеешь право. Мы получаем хороший отклик: «Вот я отодвинула конусик, поставила машину, попала на парковку, зная, что я права».
Сейчас очень теория малых дел: моментально и глобально что-то изменить трудно, но можно потихонечку облагораживать пространство вокруг себя. Ты тоже так считаешь? Или ты сторонник демонстраций и чего-то большего?
Выйти не грех, смотря с какой целью. Может быть, я на что-то не имею права с точки зрения закона, но гражданское право имею. Потому что выход на Манежку — это вполне естественная реакция на бездействие властей. Этому предшествовало, если ты помнишь, перекрытие Ленинградского проспекта. Причина была не в том, что им надоели, условно говоря, «чурки» или «кавказцы», основной проблемой было то, что преступников незаконно отпустили. Дело начали разваливать и заминать. Люди не стали терпеть и смотреть, а вышли и устроили погром. Естественно, они имели моральное право это сделать, потому что произвол власти иногда переходит какие-то границы.
Успешные люди с хорошим образованием разбили телевизор
По поводу уличных беспорядков. Когда были события на Манежке, очень многие говорили, что наша большая проблема в том, что в стране очень много нерешенных трудностей: коррупция, обман, молодая экономика, молодое государство. И вот через несколько месяцев начинается история с лондонскими погромами. В Британии — монархия, многовековые законы, Лондон — невероятно богатый город. И при этом там происходят похожие вещи. Как ты сам для себя объясняешь природу этих выступлений?
В таких беспорядках не всегда важна причина. Важно, как это дело начинается и как потом дух анархии распространяется вокруг. Если мы вспомним, в 2002 году (после проигрыша сборной России японцам на Чемпионате мира по футболу — прим.ред.) на той же Манежке после футбольного матча бегали люди. Там не было никакого политического или националистического подтекста, не то что люди шли и ненавидели Японию. За два часа до этого про Японию, может, никто и не вспоминал. Мы проиграли матч — всё, давайте теперь ненавидеть японцев. Тут нет какой-то националистической проблемы. Но есть этот дух революции, дух отсутствия власти. Мне кажется, бунтарь или хулиган живет в каждом человеке. Сегодня ты ходишь мимо витрины, а завтра ты можешь ее разбить, и тебе за это ничего не будет, ты будто в параллельной вселенной.
Про Лондон поначалу была версия, что это бедные, неустроенные люди протестуют. Потом посмотрели список задержанных, а там дочь какого-то миллионера, какая-то олимпийская чемпионка — вполне успешные люди с хорошим образованием разбили телевизор. Это невозможно передать, при этом надо присутствовать.
А тебя никогда не захватывала толпа? Есть это заражение от толпы агрессивным настроением?
Разные чувства возникают. Возьмем какой-нибудь митинг. Когда после всех этих перепалок, разгонов, выдавливаний тебе полицейский что-нибудь говорит, ты его чуть ли не на хуй посылаешь. Ну то есть уже по-другому общаешься и толкаешься с ним, и споришь, и он по-другому себя ведет.
Когда я прилетел в Бишкек, когда там была очередная революция, то милые женщины, которые еще вчера работали в детском саду, из горящего здания прокуратуры уносили стулья к себе домой, воровали с улиц, выкапывали цветы. То есть они эти цветы не трогали, пока они росли, а тут вроде как беспредел — можно выкопать цветочек. Это такая атмосфера анархии. Ты понимаешь, что полиции в городе нет, никто тебе ничего не скажет. Я не психолог, мне тяжело это объяснить, там много факторов, начиная от безнаказанности, заканчивая духом соревнования. Сосед ворует, а ты нет. Если не ты, то он, а ты останешься ни с чем. Многие интеллигентнейшие и милейшие люди надевают звериную маску. То же самое и с этими беспорядками.
Возьмем, например, первомайскую демонстрацию в Берлине. Когда я разговаривал с пожилым офицером, я сказал: «Неужели проблема антифашизма так остра в Берлине? Берлин — самый антифашистский город на земле, почему там собираются десятки тысяч людей?» А он мне говорит: «У нас есть такое выражение — камнебросательный туризм». Очень много людей приезжают на эту самую демонстрацию из разных стран и из разных городов Германии. Они выходят, потому что знают, что можно будет побить витрины, что можно будет посраться с полицией, поиграть в войнушку, а потом поискать себя на фотках в интернете. Процентов десять ходит по каким-то идеологическим причинам, на мой взгляд, а 90 % — это обычные люди, в которых просыпается звериная натура, они всегда хотели попробовать заветный плод, и вот сейчас у них появилась возможность.
К Триумфальной это тоже относится?
На Триумфальной одни и те же лица, там все друг друга знают, все друг другу улыбаются, все понимают, зачем пришли, все понимают, чем это закончится. Это происходит чуть ли не по каким-то дуэльным правилам. Большинство журналистов относятся к этому как к определенной рутине: «Ну давайте всё это отснимем побыстрее и пойдем по домам».
Приезд Путина — это нестандартно. Там может произойти что угодно
Расскажи про свои ощущения от Селигера. Зачем ты туда ездил?
А почему бы и нет? Если я снимаю Триумфальную площадь, то почему бы не снять Селигер? Тем более про Селигер столько всего говорится. Я там был полдня, потому что я ездил туда с Путиным и там всё организовано происходит. Тебя привозят, увозят. Можно было остаться, но потом непонятно, как оттуда добраться.
Как тебе идея вот такого организованного выезда?
Это всегда было, это есть во всех странах. С точки зрения работы государства с молодежью это, в принципе, то же самое, чем в советское время были пионерлагеря. Только в единственном экземпляре и в большем масштабе.
Что тебе там показалось интересным как фотографу?
Ничего. Я не ездил снимать Селигер. Я ездил с Путиным. Я снимал его. Их пионерлагерной фактуры я особо и не искал.
А тебе в принципе это интересно?
У меня нет по этому поводу никаких вопросов. Я заранее знаю, что они мне ответят и что у них там проходит, потому у меня нет никакого к этому интереса, ничего нового я там для себя не получу.
На Селигере может что-то нестандартное произойти? В Норвегии же произошло.
Произошло, да. Но этот случай — из ряда вон выходящий. Это всё равно что каждый день стоять у аэропорта Домодедово, потому что, может, через сто лет там упадет самолет. Про МАКС я приводил пример с самолетом, но каждый год на авиасалонах случаются какие-то происшествия. Аварии очень часто происходят. На Селигере ничего нового произойти не может, поэтому особого интереса к нему нет. Слишком протокольное событие, чтобы произошла какая-то неожиданность. Там хорошо работает пресс-служба, пресс-конференция — это рутина. Все сидят и говорят заученные тексты. У пульта, где лежит ручка, вся информация выделена жирным.
Приезд Путина — это нестандартно. Там может произойти что угодно, потому что это неконтролируемо: когда премьер входит в толпу из 10 000 человек, кто-то передает ему какую-то картину, кто-то его за рукав тянет. Это же всё он экспромтом делает, никто ему не говорит: «А здесь полезьте на стену». Да, у него есть список: здесь он послушает, здесь поотвечает на вопросы, еще что-то. А что дальше? Он может поддаться каким-то своим сиюминутным желаниям, это ему кажется нужным. Такие вот экспромты — это весело, это интересно. А смотреть, как там дети живут по режиму: подъем, от звонка до звонка, прочитают им лекцию, они пойдут покупаются, вечером они там будут трахаться в палатках — это не очень.
Комментарии
Подписаться