Путь домой: Как я жил в Европе нелегалом и вернулся в Москву через Африку

Дмитрий Романов

журналист

Look At Me не чужды дорожные приключения — вплоть до авантюрных поездок в обход установленных правил. Мы попросили журналиста Дмитрия Романова рассказать о своем опыте жизни в Европе с просроченной визой, а главное — о том, как найти нужные дырки на политической карте мира, пересечь пять границ, подружиться с марокканскими бомбилами, эфиопскими драгдилерами и вернуться домой безнаказанным.

Вопреки распространенному убеждению, мечта миллионов молодых россиян под названием «поехать пожить в Европу» осуществляется неприлично легко. Если выбор того, где жить и что делать, напрямую зависит от интеллектуальных и материальных запросов каждого, то общей или даже классовой остается проблема легального оформления переезда. У меня была теория, согласно которой Старый Свет — один большой бардак, настолько неорганизованный, что жить там можно без респектабельного гражданства, вида на жительство или даже визы. Это, конечно, незаконно, но к реальным правовым последствиям не ведет. Это и было успешно проверено на практике.

Новым местом жительство была выбрана Гаага. Не сказать, что я без ума от Вермеера, международного права и пропахшего рыбой ветра, но трехэтажная квартира за 400 евро в месяц (включая коммуналку и интернет) стала ключевым аргументом — ее в субаренду мне сдала подруга из местных. Квартира стоила так дешево, потому что около трети ее стоимости покрывает государство в рамках программы поддержки молодых художников, а о замещении молодого художника мной муниципалитету мы, понятное дело, ничего не сообщали.

Визу для приезда в Голландию, впрочем, я получил испанскую. Обычную туристическую — ее делают пару дней
и ставят всем подряд на огромном конвейере в подвалах посольства.
Как рассказала девушка, работающая в турбизнесе, из нескольких тысяч заявок, прошедших через ее агентство летом, отказов было всего два, и то двум приятелям с Кавказа, которые были как-то уж совсем очевидно связаны
с организованной преступностью.

ТОГДА НАСТАЛО ВРЕМЯ ПРОВЕРИТЬ ГРАНИЦЫ ДОЗВОЛЕННОГО

Когда виза формально истекла, в моей жизни ничего не изменилось: банковская карта работала

Так испанцы выписали мне полугодовую визу, но нелегальным эмигрантом я стал раньше: по такой визе совокупная продолжительность пребывания в Европе не могла превышать девяносто дней. Когда они истекли, согласно Шенгенскому договору, я подлежал депортации, штрафу в районе двух тысяч евро и помещению под визовый карантин, причем не только в Испании или Голландии, но и во всех странах Шенгена. Длительность запрета на въезд никогда не сообщается нарушителю, но он может составлять до десяти лет, хотя это крайняя мера: обычно дают от года до трех.
О том, что карантин снят, можно узнать только одним способом — писать пробные заявления на визу. Ну, или попросить проверить знакомого посла. У дипломатов высшего уровня есть доступ к базе данных SIS (Schengen Information System), в которой и хранятся черные списки. Однако лазейки есть и для этих случаев: в интернете можно отыскать десятки историй про туристов, набедокуривших, скажем,
в Германии, но легко получивших итальянскую визу сразу после депортации.

Когда виза формально истекла, в моей жизни ничего не изменилось: банковская карта работала, в супермаркете мне все так же улыбались, а турок-лэндлорд
из магазина по соседству не перестал желать мне «хуе морхен». Тогда настало время проверить границы дозволенного. Вместо осточертевшего лахмаджуна из кебаб-хауса за углом на обед неистово захотелось телячьего фрикасе с черносливом — так я сел в поезд до Парижа. Вечером на самолете в Варшаву, оттуда в Краков, а потом обратно в Амстердам. До просроченной визы никому, как оказалось, дела не было. Открыла предательскую страничку только регистраторша в польском аэропорту, задумчиво поводила туда-сюда нижней челюстью, подняла бровь на наклейку
с обложки «Гость Европейского суда по правам человека. Страсбург» и протянула документ назад: «Счастливого полета!» Хорошо, что не содрал.

МОСКВА, ВИД
С БОЛЬШОГО КАМЕННОГО МОСТА

Через три дня после того, как вышел и шестимесячный срок, в дверь позвонили.
На январском морозе ждали двое полицейских. «#@%8$*!» — сказал один из них
и властным движением предложил мне выйти из дома. Сделав два неуверенных шага вперед, я огляделся. Улица была полностью перекрыта метров на двадцать по обе стороны от моей двери. За красно-белой лентой оцепления за происходящим наблюдали около тридцати человек, некоторых я знал: парикмахера Джека, толстую тетку из прачечной и араба, постоянно курившего травку под моим окном. «Принимают, как Диллинджера, —- успел подумать я перед тем, как перейти
к формальностям. — Вообще-то, мужики, я только по-английски говорю».
Полицейский довольно улыбается: «Вы только не беспокойтесь, ничего страшного.
В доме напротив — утечка газа. Для вашей безопасности настоятельно рекомендуем пройти за ленту, все ваши соседи так и сделали».

Вообще жить нелегалом в Голландии можно было бы много лет. На ум приходит только одна ситуация, чтобы кто-нибудь мог бы заинтересоваться моими документами — подозрение в совершении уголовного преступления. Документов
не спрашивают даже французские полицейские, которые регулярно обыскивают пассажиров, прибывающих на Северный вокзал Парижа из Голландии, на предмет марихуаны, пока не найдут, разумеется.

Человека с белой кожей, черным пиджаком и айподом никто в Европе не станет считать за нелегала

Однако, догадаться, что человека с белой кожей, черным пиджаком и айподом никто в Европе не станет считать за нелегала, можно было и заранее. Задача куда веселее – обмануть людей, чья профессия, а иногда и дело жизни, миссия в этом мире, состоит в поимке идиотов вроде меня. Я слышал историю про немецкого пограничника, который делал себе татуировку в виде маленькой звездочки после каждой успешной депортации. Говорят, остановился он, только когда форменная одежда была уже не способна скрывать бесчисленные наколки.

Вариантов свалить из Европы так, чтобы не сделаться невъездным, я рассмотрел массу. Тот, в котором фигурировал багажник машины и румынская граница, явно не подходил: не люблю перекладывать свою судьбу в руки других, да и от запаха бензина тянет блевать с детства. Еще можно было попробовать чинно уехать через аэропорт спустя ровно год и одну неделю после въезда с надеждой на замыленный глаз пограничника, который не заметит несоответствие в дате выдачи визы.

Это претендовало бы на лучшую историю на свете, но, с другой стороны, равно походило и на величайший провал. Кроме того, был вариант натурально с покупкой голландского паспорта (если что, поспрашивайте в мафиозном ресторане Эль-Баша (El-Basa), что в районе Хроте Маркт напротив, забавно, главного полицейского участка), но придется раскошелиться на как минимум 10000 евро без каких-либо вменяемых гарантий.

ВАРИАНТОВ СВАЛИТЬ ИЗ ЕВРОПЫ Я РАССМОТРЕЛ МАССУ

Выбрал я четвертый вариант. Если долго смотреть на политическую карту Европы, можно увидеть (уже после льва, раздирающего на части антилопу), что Евросоюз
по факту находится на двух континентах: его территории есть еще и в Африке.
Это Сеута и Мелилья, крошечные города, номинально относящиеся к Испании,
но наслаждающиеся статусом автономий. Эти полуанклавы окружены только землями Марокко и Средиземным морем, и в них нет испанского пограничного контроля в сторону Африки, держать там людей на зарплате просто невыгодно — некого проверять. С Марокко же у России безвизовый режим, стало быть, остается лишь добраться до одной из этих ахиллесовых пяток Европы, чтобы избежать грозящих санкций.

Если верить путеводителям вроде Lonely Planet или Wikitravel, достигнуть Сеуты или Мелильи нельзя без прохождения паспортного контроля в европейской части Испании. Якобы это делается
во благо тех туристов, которые,
не обладая мультивизой, обнаруживают себя в неловком положении при попытке вернуться с двухчасовой прогулки по Марокко обратно в один из европейских городков. Мне же показалось маловероятным, что пограничники действительно станут утруждать себя изучением чужих паспортов
из благотворительных побуждений.
Билет из Амстердама в Малагу на самом юге Андалусии стоил около пятидесяти евро.

Из Малаги можно добраться до Мелильи двумя способами: воздухом или по морю. Мелилью я выбрал как намного менее популярный анклав среди туристов (смотреть там откровенно нечего,
а добираться дольше). Аэропорт Малаги представляет собой достаточно крупный международный хаб, и в нем действительно производится паспортный контроль на рейсах в Мелилью,
по крайней мере так мне заявили в информационном киоске. Пассажирский порт состоит из небольшого домика, окруженного пальмами, и выглядит откровенно захолустно —
там тщательной проверкой документов вполне могли и пренебречь.

МЕЛИЛЬЮ Я ВЫБРАЛ КАК НАМНОГО МЕНЕЕ ПОПУЛЯРНЫЙ АНКЛАВ СРЕДИ ТУРИСТОВ

Городской пляж же исключительно приспособлен для того, чтобы валяться в песке, глядя на звезды

В самой Малаге стоит остаться на ночь — это один тех городов Европы, обаяние которых невероятно сильно, но длится лишь двадцать четыре часа. В крошечных ресторанчиках среди римских амфитеатров тут подают превосходные стейки, а тапас строятся преимущественно из свежайших морепродуктов. Городской пляж же исключительно приспособлен для того, чтобы валяться в песке, глядя на звезды,
и заливать в глотку риоху с интервалом в десять минут, соответствующим падению очередной звезды.

Тридцать евро стоит билет экономкласса на паром (сидячее место, еще есть каюты), который отправляется два раза в день, в обед и вечером, путь занимает порядка восьми часов. При покупке билета у меня попросили паспорт, но только для того, чтобы вбить мое имя. Портовая кассирша, впрочем, с этой задачей не справилась, выпустив билет с кириллической версией моей фамилией, но латинскими буквами: Pomahob.

95% пассажиров — это возвращающиеся на родину марокканцы. Каждый везет
с собой не менее пяти баулов или коробок со всяким хламом. Паспорт просят три раза: при входе в комнату таможни, в будке внутри самой комнаты и непосредственно перед паромом. Единственная цель всех проверок — сверить имя на билете. Занимает от силы секунд пять. Получилось, что я зря потратил полчаса в очереди на сочинение реалистичных деталей слезливой истории о том, как я сильно
влюбился в Европе, из-за чего не смог

уехать вовремя. В Мелилью паром приходит около девяти вечера. В городе много пустующих гостиниц, номер в старом «Насьонале», которым управляют ортодоксальные иудеи, стоит 27 евро.
В Мелилье беда с общепитом, а на безымянной площади перед этим отелем до поздней ночи работают два гриля.
Они принадлежат конкурирующим семьям, поэтому владельцы-повара очень стараются. Я счел вежливым купить по сосиске у обоих.

В МЕЛИЛЬЕ БЕДА С ОБЩЕПИТОМ, А НА БЕЗЫМЯННОЙ ПЛОЩАДИ РАБОТАЮТ ДВА ГРИЛЯ

От центральной площади (площадь Испании, метров пятьсот налево от порта) утром
я сел в автобус до границы (полтора евро). Паспортного контроль там действительно только марокканский, его осуществляют два усатых мужика, первый ставит штамп
в паспорт, а второй открывает калитку в заборе. Бюрократический ритуал занял пару минут.

За калиткой находится деревня Бени-Энзар, в которой из полезного есть банкомат
и пара едален. Однако, чтобы улететь в Россию или куда-нибудь еще, нужно добраться до Касабланки, а это противоположный конец страны. Ближайшее место, где можно сесть на поезд, называется Надор — около двадцати километров
на восток. Такси туда обойдется примерно в пять долларов (однако берут таксисты только дирхамы), но мне повезло познакомиться на границы с двумя братьями Мостафой и Тариком, которые подбросили меня до станции на своем стареньком «Мерседесе». Взамен поездки на такси парни попросили о странной услуге — объяснить им значение слова «эгоист».

По дороге мы заехали на утренний намаз в мечеть Бени-Энзар. Местный имам читает молитву в старинный микрофон, его голос разносят дребезжащие деревянные колонки по всему периметру. Силу впечатлению добавляет вариативность его стилей: от мелодичной гипнотичности он за несколько секунд переходит к какой-то чудовищной агрессии. Тарик пояснил, что в этот день рассказывали о смерти пророка Мухаммеда.

Взамен поездки на такси парни попросили о странной услуге — объяснить им значение слова «эгоист»

При покупке железнодорожных билетов в Марокко часть суммы идет в фонд поддержки бывшего президента Египта Хосни Мубарака, который недавно получил пожизненный срок за расстрел демонстрантов и коррупционные преступления. Несогласные могут идти пешком. Экономкласс до Касабланки обойдет примерно в 55 евро, время
в пути — сутки. Зимой по ночам невероятно холодно, мне пришлось использовать практически всю свою одежду, чтобы хоть как-то согреться.

Местные берут с собой в дорогу одеяла или ковры, чтобы спать, завернувшись,
в проходе. Спать вообще проблематично, потому что все пассажиры круглосуточно слушают арабский поп на мобильных, которые выкладывают на столики.
Если сосед уже поставил свою песню,
это не мешает положить рядом и свой телефон: у марокканцев отлично развито умение вычленять в общей какофонии только свою мелодию.

Таким образом, абсолютно легальный побег из Европы в обход пограничников занимает три дня и стоит в пределах 200 евро. При новом обращении за шенгенской визой отсутствие выездного штампа не станет поводом для осуждения — в конце концов вы могли проделать аналогичный путь раньше. Моральный аспект такого опыта меня тоже не волнует, я не занимал рабочие места европейцев, зато щедро вкладывал заработанные в России деньги в экономику ЕС. Черт возьми, в жизни были поступки, за которые мне куда более стыдно, чем за просроченную на полгода визу.

Лететь прямым рейсом в Москву из Касабланки не имело никакого смысла. Билет
с транзитом через какую-нибудь африканскую страну по дороге стоил бы дешевле.
Я выбрал Эфиопию, которая тщательно растила гены для поэта Пушкина, свела
в могилу поэта Рембо, а, помимо этого, примечательна тем, что 90% взрослых взрослых эфиопов хотя бы раз неделю употребляют в пищу листья ката — растения, запрещенного почти во всех странах мира, но не там.

Идти первый раз вниз по Черчиль-авеню в Аддис-Абебе было пыткой. Я силился вспомнить школьный курс физики, чтобы понять, способствует ли разреженный горный воздух усилению гнилостно-помойного запаха вокруг или, наоборот, сглаживает масштаб бедствия. По обе стороны дороги цвела настоящая цивилизация бездомных: дети спали в холщовых мешках, горели костры, на полиэтиленовых пакетах люди перебирали кости животных.

По внешним признакам все были рады, что я приехал: здоровались, желали удачи
и даже просили разрешения потрогать кожу. С первым предложением, хоть не слишком конкретным, выступил молодой парень, который представился как Дьюд. «Пойдем покажу тебе что-нибудь!» — «Ну, пойдем».

Вот этот зуб был раньше у собаки, а теперь он мой! На юге пересадили

Через час мы оказались в трущобах. Дьюд отвел меня в темную комнату, сбитую из металлических и фанерных листов, с тремя низкими лавочками
и сделанным из палет столиком. «Сейчас, сейчас уже принесут кат, я
обо всем договорился, — мой друг чесал от нетерпения коленки. — Ты какую музыку любишь? Лил Уэйна слышал?» Два веника были завернуты в пленку, листья некрупные, сочно-зеленые и плотные. Дьюд оторвал несколько, смял в плотный комок и сунул за щеку,
я повторил за ним. «Вот, возьми соленый арахис, будет не так горько».

Минут тридцать непрерывного жевания заставили руки дрожать, появилась нервозность, но думалось легко. Эффект был вроде комбинации того, что бывает от пяти чашек кофе, с тем, что от стакана пива после долгого рабочего дня. Скорее приятный, но не что-то такое запретное. Кат мощно высушивает нутро, приходится постоянно пить воду, которая приносит девочка лет шестнадцати, типа официантка. «Хочешь, кое-что покажу? — Дьюд широко открыл свой рот. —
Вот этот зуб был раньше у собаки, а теперь он мой! На юге пересадили».
Было ужасающе похоже на правду.

Я ВЫБРАЛ ЭФИОПИЮ, КОТОРАЯ ТЩАТЕЛЬНО РАСТИЛА ГЕНЫ ДЛЯ ПУШКИНА

«Ха-ха, пятьдесят долларов за два пучка ката, ну ты и идиот, — смеялся на следующий день Йонас в клубе The Cave. — Это стоит максимум десятку». Симпатичный улыбчивый парень озвучил то, что я и так знал. Сперва я думал позвать полицию, но потом вспомнил, что читал про убийство американского дипломата
в трущобах Аддис-Абебы, и решил считать себя благотворителем, а не лохом.
С Йонасом мы познакомились на танцполе, в тот вечер вживую играли сомалийский поп. В клубе совершенно не было женщин, можно было бы подумать, что это гей-клуб, если бы гомосексуализм был в Эфиопии легален. «Давай двинем туда, где есть девчонки», — Йонас был сама проницательность.

В новом баре охранник, усадив нас за столик, удалился на минуту, а вернулся уже
с двумя девушками, которые сели по обе стороны от нас. «Это что, проститутки?» — «Ну, иногда получается уломать их за просто так». Я вышел отлить, та красотка,
что сидела рядом, направилась следом и остановилась только в дверях туалета. Через минуту появилась вторая, через две они начали орать друг на друга, через три — уже драться. Изрядно растрепанные, они догнали меня в дверях. «Куда это ты собрался?» — «Спать».

Утром меня разбудил стук в дверь. Это был Йонас, которому, как оказалось,
я сообщил, где живу. «Пойдем пожуем!» — он, конечно, говорил не про гамбургеры.

 Йоу, белый, тебе нравится Лил Уэйн?

Новая изба-жевальня была для богемы. На стенах висели портреты музыкантов
и еще каких-то людей, запечатленных без орудий производства, работал телевизор. По нему шла документалка про какого-то культового эфиопского писателя, умершего несколькими днями ранее. «Я жалею только об одном —
что не жевал так много ката, как мог», — переводил Йонас его монолог, и природа успеха его книг становилась все яснее. Кат мы купили заранее на рынке, действительно, всего по три с половиной доллара за связку. В какой-то момент

пришел парень по имени Зэд, сел рядом, достал свои листья и развернул кальян.
Он изучал конфликтологию в местном университете и был категорически
не согласен с моей мыслью о том,
что бизнесом не стоит заниматься
с хорошими друзьями: «Если не сможешь кому-то по-настоящему доверять — сойдешь с ума». Зэд спросил, из Европы я или из Америки, а узнав, выдал что-то совсем невероятное. «А, ясно. Я тут
в прошлом месяце книжку прочитал. Называется «Закат Европы», а писателя зовут Шпенглер. Хорошая, интересная».

От горьких листьев надолго пропадает желание есть и спать. Глубокой ночью я брел по грязным переулкам, как вдруг из мусорного шалаша вылезли два веселых оборванца с «калашниковыми» и подошли ко мне. «Йоу, белый, тебе нравится Лил Уэйн?» Казалось, что правильный ответ «да», но что если тот американский дипломат тоже так думал? Я извинился, мол, не в курсе, кто это. «Ну ты вообще!
Это классный музыкант, обязательно послушай!» Когда их смех затих за углом, я выкурил сигарету и поймал такси в аэропорт.