Views Comments Previous Next Search
Почему бойкоты не работают в России — Индустрия на Look At Me

ИндустрияПочему бойкоты не работают в России

Мария Кравцова объясняет, почему художники, призывающие бойкотировать «Манифесту» и другие арт-события, не добиваются своего

Почему бойкоты не работают в России. Изображение № 1.

материал подготовила
Анна Савина

Чем ближе открытие европейской биеннале Manifesta 10 (состоится в Санкт-Петербурге 28 июня), тем чаще звучат призывы бойкотировать арт-форум: сначала группа художников просила руководство форума перенести биеннале из Петербурга в другой город из-за гомофобских российских законов, затем известный художник-концептуалист Юрий Лейдерман призвал художников бойкотировать «Манифесту» в связи с «военной агрессией» России в отношении Украины. Бойкоты ни к чему не привели: куратор биеннале Каспер Кёниг заявил, что его команда продолжит работу. Подобные ситуации возникают в России довольно часто. Почти у каждого арт-события находятся противники — и у премии Кандинского, и у Московской биеннале. Мы спросили арт-критика Марию Кравцову, что хотят бойкотирующие и почему они никогда не могут добиться своего.

  

Почему бойкоты не работают в России. Изображение № 2.

Мария Кравцова

шеф-редактор раздела «Процесс» сайта artguide.ru и шеф-редактор русской версии Garage Magazine

В последние годы мы всё чаще сталкиваемся с призывами активистов бойкотировать деятельность той или иной культурной институции, музея, фонда, биеннале и так далее. В одних случаях активистам не нравятся условия участия художников в выставках или цензура, в других — взаимоотношения институций с теми или иными спонсорами, которые, с одной стороны, щедро помогают музеям и художественным форумам, а с другой — эксплуатируют труд рабочих в странах третьего мира. Например, в начале марта подал в отставку председатель Сиднейской биеннале современного искусства Лука Бельджорно-Неттис, который одновременно занимает пост председателя правления компании Transfield Holdings. Деятельность компании, занимающейся содержанием иммигрантов, вызвала резкую критику правозащитников, и многие участники биеннале подписали петицию против деятельности компании. 

Но разговор о том, бойкотировать или нет (и какими другими способами можно влиять на политику культурных институций), следует начать с того, что собой представляют современные культурные институции, когда и при каких обстоятельствах они возникли и какие идеи лежат в их основе. Для этого нам надо вернуться в Европу 1950-х годов (в Америке исторически всё складывалось по-другому), когда появилось новое представление о музее и шире — о том, какой должна быть культурная институция и какую роль она должна играть в новом демократическом обществе. В этот момент начали меняться представления о музее: он перестал быть сокровищницей или храмом и стал пространством, где идёт не только культурная, но и общественная жизнь. Он должен был быть открытым для всех, а его политика должна была быть прозрачной. Собственно, когда кто-то предъявляет какие-либо претензии к той или иной культурной институции, то он прежде всего апеллирует к её социальной значимости и к тому, что она создана для обслуживания общественных интересов.

Проблема лишь в том, что построенные в послевоенной Европе социальная, политическая и культурная системы деградируют сегодня, а вместе с этим изменяется и роль культурных институций. Если раньше музеи, например, существовали в основном на общественные деньги, то сегодня им всё чаще приходится привлекать спонсоров из среды богатых корпораций, что тоже влияет на их политику. 

  

Линда Нохлин со студентками в 1959 году. В 1971 году она напишет знаменитое эссе Why Have There Been No Great Women Artists? о роли женщин в современном искусстве

Почему бойкоты не работают в России. Изображение № 3.

 

В Америке, где культура на протяжении почти всей истории была частным делом, всё развивалось по-другому. Именно здесь протесты и бойкоты, которые устраивали активисты перед стенами художественных институций, привели к большим изменениям. Так, в конце 1960-х и начале 1970-х годов активисты феминистского движения проводили манифестации перед музеями, требуя признания женщин-художниц и установления гендерного равенства при экспонировании. Но к реальным изменениям в этой сфере, на мой взгляд, привело не только это, но и деятельность интеллектуалов вроде историка искусств Линды Нохлин, опубликовавшей в 1971 году в журнале ArtNews эссе «Почему не было великих женщин-художниц?». Для реальных изменений потребовались годы, а вовсе не одна акция протеста. 

Почему бойкоты не работают в России. Изображение № 4.

Мой опыт показывает, что бойкоты в нашей стране обычно не работают, потому
что наше художественное сообщество малочисленно, раздроблено и,
прямо скажем, нередко живёт
по двойным стандартам

Почему бойкоты не работают в России. Изображение № 5.

 

Важно отметить, что рассуждая о том, какой должен быть, например, музей или центр современного искусства, мы часто исходим из идеальных категорий, забываем о местном контексте и о том, что многие западные институциональные модели были механически перенесены в страны, социальная и политическая реальность которых исторически отличается от той же европейской. Например, в Россию. Именно поэтому мне трудно определиться в своём этическом отношении к «Манифесте». Я принимаю как аргументы сторонников бойкота, так и аргументы его противников. Для многих «Манифеста» всё ещё остаётся утопическим фестивалем свободного искусства, который проблематизирует политический и социальный контекст, наступает на больные мозоли общества. Многим неочевидно, что сегодня «Манифеста» — это часть международного культурного истеблишмента, солидная компания по оказанию культуртрегерских и интеллектуальных услуг, часть современной креативной индустрии. Эти услуги оказываются городам, которые приглашают к себе «Манифесту» и могут предложить весьма немаленький бюджет (несколько миллионов евро) для того, чтобы оплатить этот масштабный во всех смыслах фестиваль.

Да, политический и социальный контекст, в котором сейчас готовится «Манифеста», чудовищен. И «Манифеста» в этом контексте выглядит институцией-коллаборационистом. С другой стороны, я понимаю доводы сторонников биеннале, которые говорят о том, что в России этот форум прежде всего должен делаться для широкой публики и демонстрировать интеллектуальную, а не революционную альтернативу официально существующей идеологии (есть и те, кто полагает, что «Манифеста» может быть последней выставкой современного искусства в пространстве официальной культуры России, что тоже не самая лучшая перспектива для нашей культуры). Но также не надо забывать о том, что «Манифеста» сегодня является одним из самым престижных форумов современного искусства, участие в котором для многих художников является карьерным достижением или даже огромным кредитом доверия, если говорить о молодых авторах.

Демонстративное неучастие в подобном форуме, на которое, например, пошла группа «Что делать?», тоже является карьерной стратегией. Группа взвесила все карьерные риски и приняла правильное для себя решение. Дело в том, что «Что делать?» весьма известна на Западе и популярна среди кураторов левого направления, которые точно оценили её протестный жест. Но я не думаю, что отказ от участия в «Манифесте» примет массовый характер. И всё же, на месте организаторов «Манифесты» я не стала бы закрывать глаза на жест «Что делать?», а пригласила бы своих оппонентов к дискуссии. Во время проведения биеннале в рамках круглого стола они могли бы обсудить текущую ситуацию, а не обмениваться в виртуальном пространстве релизами и нотами протеста. Возможно, это поможет преодолеть одну из наших основных проблем — неспособность к адекватному диалогу. Нам очень тяжело садиться за стол переговоров и выслушивать чужие аргументы, и всё обычно сводится к взаимным обвинениям, жесту ради жеста, пиару, а не к реальным изменениям. К тому же мы часто забываем, что перемены требуют времени, и единичная акция не может ни на что повлиять, хотя и может стать символической точкой отсчёта.

Что касается бойкотов в нашей стране, то мой опыт показывает, что они не работают, потому что наше художественное сообщество малочисленно, раздроблено и, прямо скажем, нередко живёт по двойным стандартам. Примером этому может служить присуждение Премии Кандинского поклоннику тоталитарной эстетики Алексею Беляеву-Гинтовту, которое возмутило многих художников. Впрочем, страсти скоро улеглись, и вчерашние противники премии вполне лояльно относились к тому, что их номинировали в последующие годы, печатались в журнале «Артхроника», который издавал основатель Премии Кандинского Шалва Бреус, и так далее. 

image via wonderzine.com

  

Рассказать друзьям
0 комментариевпожаловаться

Комментарии

Подписаться
Комментарии загружаются